Свобода пахнет пылью и дымом. Таковой ты ее запомнил в прошлом, таковой она явилась и сейчас. Предстала в виде мальчишки, с растрепанными волосами, что у того ежа, и таким же колючим характером. Но запах остался неизменен.
Свобода, что строится на руинах чужого мира. В прошлом она тебе доставалась такой же ценой - чужих жизней ли, чужой боли ли. Все это не имеет особого значения. Кажется, и для мальчишки тоже. Он не особо интересовался окружающим его миром, лишь убедился, что сестра жива, да и кажется, что достаточно. Ты не убеждался ни в чем. Тот всё еще жив - в воду не гляди, а так просто он не помрет. И тысяча лет его не прикончила, так с чего бы это сделать какому-то магу средней паршивости. А остальные тебя и вовсе не интересовали.
Но да кажется наблюдения за мальчишкой все еще могут тебя удивить. Ты мог бы выбраться и прогуляться по округе, но свобода кажется вкуснее, когда её нет. Когда же все двери открылись, уже не так интересно. А потому лежать в гробнице, лишь изредка поглядывая вокруг, оказалось куда более практичным занятием.
И что он задумал, лишь успеваешь подумать, оглядываясь, как тень выплевывает наружу. Стоит сказать, что оказаться в своем теле уже куда приятнее. Еще бы не чертова пластина на лице.
Лишь фыркаешь, как мальчишка достает артефакт.
- Ты это серь.. - скептическое наблюдение выдать не получается, как в сторону отпрыгиваешь, уворачиваясь от удара одного из генералов. - Ну, что же, поиграем, - скалишься, как одна пара рук вздымается к верху, и разминаешься, почти что хрустя костями. Впрочем, тени ждать не намерены. Они в мгновение бросаются в бой, но неужели он думал, что они смогут победить и подчинить тебя? Или же это очередная попытка мальчишки самоубиться?
Лишь фыркаешь, как Махорага вновь прокручивает колесо. Все эти удары уже отработаны настолько, что на второй минуте боя становится скучно.
- Мегуми-чан, не ленись, - хохочешь, уворачиваясь уже от удара самого мальчишки, что выпрыгивает из тени. И взмахиваешь рукой, оставляя на животе глубокий порез.
Ограничений нет.
Свобода пахнет кровью.
И запах этот тебе нравился меньше всего.
- Если хочешь победить меня, то, пожалуй, стоит использовать что-то другое, а не то, чему тебя научил я, - хмыкаешь, нависая над мальчишкой. Тот прижимает ладонь к ране, кажется, ты слегка перестарался? Впрочем, исправить ситуацию ты не спешишь.
- Можешь попытаться еще раз... если не умрешь, - лишь бросаешь в темноту, потому что за секунду глаза мальчишки закрываются, и кажется, что слов твоих он уже не улавливает.
И, наверное, можно было бы забить и уйти. Ведь именно такой запах у свободы, привычный: дыма, пыли и крови. Выуживаешь из сумки обещанную сладость и вскрываешь батончик, в два укуса съедая его целиком. От сакуры в нем только розовый цвет - несравнимо с теми сладкими лепестками из прошлого. Да, впрочем, кажется, что ко вкусу свободы примешивается нечто иное. И вздыхаешь, подхватывая мальчишку на руки, второй парой рук беря его вещи и валяющуюся сумку, впрочем, это больше в надежде, что там найдется еще что-то повкуснее.

- Очнулся? - фыркаешь, и плеск воды разносится по округе. Все та же мрачность гробницы, и лишь яркое дерево цветущей сакуры нависает над парящим источником с горячей водой.
- Надеюсь, в следующий раз ты найдешь что-то повкуснее, - опираясь руками о каменистые бортики, откидываешь голову назад, смотря на мальчишку, измазанного в пыли - в точности такого, каким он и был в последний раз в том мире.
- Можешь забираться в источник и погреть кости, - укладывая подбородок на одну из рук, второй стягиваешь с лица деревяшку. Сейчас в ней нет смысла, не более, чем привычка. А после продолжаешь говорить:
- Удивлен, что не умер? - бровь уползает вверх, в скептическом жесте. - И правильно, меня теперь ничего не сдерживает, так что ходи с царапиной на пузе, - и фыркаешь, взгляда с чужого лица не сводя.
По округе разносится ветер, лепестки, что те дети в саду, словно пытаются за ним угнаться, да некоторые сдаются и валятся в воду. Кажется, в этом доме слишком уж разгулялся ветер.
Кажется, что устроил бы тебя любой из моментов - выживет мальчишка или нет.
Думается только, с чего бы тебя устраивал вариант его жизни? Потому что больше вкусных сладостей не найдешь? Глупость какова, не более, чем нелепая отговорка. Потому что с ним веселее, нежели одному? И с каких пор древнее проклятье чувствует одиночество? Наверняка всё тот пацан виноват, слишком долго проторчал в его теле - нужно было быстрее выбираться, а не оттягивать. Да, впрочем, это тоже не более, чем нелепая отговорка.
Так зачем всё-таки поднял мальчишку и отнес его в дом? Зачем откатил технику обратно, оставив на животе едва заметную царапину (мол, чтобы неповадно было)? Иначе, как спасением, это не назовешь. Раз он смог появиться в Гробнице, значит уже восстанавливается. Это лишь вопрос времени - когда он очнется, восстановив магические силы. Как и его вероятная новая попытка подчинить тебя. Что же он покажет в следующий раз? Может это будет что-то новенькое?
- И ты уж постарайся в следующий раз получше, этот бой был откровенно скучным, - хмыкаешь, а после смотришь на мальчишку, что так и застыл неподалеку. - Залезай в воду, что, оглох? По ушам я тебя не бил, не притворяйся, - фыркаешь, вновь расслабленно откидывая голову назад, поглядывая на мальчишку.
И что за дурное дерево тут появилось? Ведь точно помнишь, что у свободы запах дыма, пыли и крови. Так откуда же вишневая сладость?

Отредактировано Ryomen Sukuna (Сб, 25 Июн 2022 03:03:18)

Почему же... сколько можно задаваться этим вопросом? Почему ты не убил мальчишку? Почему не освободился раньше, иным путем, пойдя на такое невыгодное для себя соглашение? Почему ты до сих пор жив?
Последним, кстати, наверняка задается и сам пацан все это время, пока таращится на тебя в непонимании. То есть как таращится - поглядывает изредка, а после тут же взгляд отводит, словно ему десять лет, а перед ним открылась картина с непотребствами. И лишь фыркаешь на это. Ну да, выглядишь старше Юджи Итадори, но в целом, человек и человек, какая разница? К концу своей прошлой жизни, помнится, ты все меньше походил на оного. Сейчас же больше похож на свой облик за бытности шаманом. Это из-за влияния пацана? Или же потому что ты так и не вернул себе все силы?
Мальчишка не отстает от тебя в количествах вопросов - сыплет и сыплет. А ведь обычно и слова из него не вытянешь, лишь хмурится и фыркает. Надо же, уже стал замечать его эмоции и поведение?
- Да, отсюда я вытаскиваю Гробницу в мир людей, - фыркаешь, откидывая голову назад и вновь упираясь взглядом в клятое дерево. - Не думай, здесь обычно не так все розово и радужно, - раздраженно произносишь, хотя это скорее наигранно раздраженно, потому что окружающая обстановка на диво... умиротворяет, как и плесканье воды рядом.
- Ты не знаешь, ради чего я соглашался на контракт. Это только твои предположения, - философски произносишь. Не сказать, что мальчишка ошибается - первоначальная идея была в этом, но потом она начала претерпевать изменения. И не только из-за него, но и из-за самого Фушигуро Мегуми.
- А ты как всегда действуешь на опережение - есть шанс умереть, значит надо самому себя прикончить? - вновь фыркаешь, хмурясь, наблюдая за тем, с какой опаской парень забирается в воду.
- Думаешь, я настолько отбитый, чтобы сидеть в источнике с кровью? - и откровенно смеешься, почти что до слез. Неужели он правда думал, что тут кровь? Серьезно? Ну, конечно, злой каннибал-Сукуна, самый страшный из проклятий, по вечерам купается в ванной из крови девственниц, делает патчи под глаза из чужой печени, перекусывает сердцами. - В воде куда приятнее. А красная она из-за того, что такой я ее запомнил. У нас в горах был такой. Мать говорила, что вода там целебная.
И на кой ляд ты ему все объясняешь? Но да мысль, что мальчишка реально верит, что ты можешь сидеть в ванной из крови, почему-то отзывается не самым приятным ощущением. Пускай это и весело.
- Чужой? - бровь ползет вверх, выказывая удивление. Где-то ты это слышал. Это что-то про чудовищ из космоса? - Это та штука, похожая на башмак? - смотришь на мальчишку пристально, тот, кажется, даже в горячей воде не расслабляется, то и дело поглядывая на тебя, и снова отводя взгляд.
- Тьфу, может ты уже будешь нормально на меня смотреть? Что ты как девчонка-фанатка, поглядываешь и прячешься. Как видишь, убивать я тебя не собираюсь, - все таки под конец тебе это надоедает, и разрываешься полной скепсиса тирадой. А потом все же отвечаешь на вопрос: - Под конец своей жизни я и правда мало походил на человека, так что может быть картинки и не ошибаются. Наверное, это из-за пацана я снова принял человеческий облик, - разглядывая свою руку, словно сам впервые ее видишь, хмыкаешь.
И ведь не задумывался даже, почему ты в таком облике. Перед смертью, тогда еще, тысячу лет назад, тебе уже было плевать, как ты выглядишь. Сила - единственное, что имело значение. И если для получения силы нужно превратиться в чудовище из детских сказок - пускай, так тому и быть. Ты был готов стать чудовищем, им и остаться, но вот возвращение человечности в планы твои не входило. Станет ли это помехой, или же спасением?
- Обо мне ходило много слухов, половину из них я сам распускал, другую часть - Ураюме, чтобы люди лишний раз не лезли. Но все равно каждый месяц находился какой-то идиот, которому не терпелось стать героем и сразить ужасного Короля Проклятий. Потом я начал рассказывать, что этих идиотов я жру. Их стало меньше. Но все же, - пожимаешь плечами, переведя взгляд на мальчишку. Тот уже смотрит упрямо, словно пытаясь высмотреть каждую морщинку на твоем лице. Столь пристальное внимание сбивает с толку, почему-то, и почесываешь подбородок в старой привычке.
- Что, красавчик в сравнении с картинками? - и скалишься, разбавляя внутреннюю неловкость. Проклятье вообще может испытывать подобное? Но ты ведь сейчас даже не похож на проклятье. Впрочем, служит это только каким-то оправданием.
Похож-не похож, какая разница? Не слишком ли ты стар для подобных размышлений?
- Не пытайся больше об меня самоубиться, - уже куда серьезнее говоришь, вновь посмотрев на мальчишку. - Эта клановая падаль все еще будет на тебя охотиться. Твой авторитет вырастет, имей ты за спиной Короля Проклятий. Мне же так проще будет достать кое-кого, чем просто бегать по миру и охотиться на него, - атмосфера становится вновь слишком серьезной, и сказать бы, скучной. А потому руку поднимаешь, и тут же с хлопком опускаешь вниз, расплескивая воду - и большую часть из нее брызгами оказывается на мальчишке.
- Ну и кислая у тебя мина, Мегуми-чан, - ржешь, вновь плеская на мальчишку водой. Кажется, что и вправду, за тысячу лет ты впервые стал походить... на человека.
И мысль эта пока больше пугает, нежели обнадеживает. Не просто так ты был готов обменять человечность на силу. Как бы вновь не пришлось принести оную в жертву.

Что значит - быть человеком? Ты задумывался об этом еще за бытности обычным шаманом, не тем злым Королем проклятий, коим прозвали позже. Тогда уже о человечности можно было забыть - и внешне, и внутри, ты мало на оного походил. Сейчас же, обретя частицу человечности в виде года жизни в одном из людей, пускай и не совсем обычных, но всё же в человеческом сосуде, ты снова задался этим вопросом - что значит быть человеком? Ответ всё же не находился - ни в Гробнице, ни в плескающемся с опаской пацане рядом, ни в собственных остатках души, если таковая в принципе осталась.
- Мы отличаемся, Мегуми-чан, - и скалишься, руки по сторонам раскинув, да на мальчишку взглянув. - Потому что ты коришь себя за каждого убитого. Скажи, ты ведь помнишь каждое лицо, каждый миг смерти, застывший на оном? А мне плевать. Разгромить Сибую или другой район, какой-нибудь другой город или целую страну. Есть там люди или нет. Не зазнавайся, мальчишка, до чудовища тебе еще далеко, - и хмыкаешь, под конец. Так ли ты желаешь, чтобы мальчишка стал проклятьем? Конечно, очернение белой души - то еще развлечение. Но Фушигуро Мегуми  изначально не был белым и пушистым - так и всё же, за каждую отобранную душу он себя корит - иначе разговор бы этот и не затевал. Думает, вы похожи? Какова чушь, похожи не более, чем бешеная лисица, убивающая ради бредовой игры, и изголодавшийся львенок, которому нужно лишь выжить в этом мире.
- Но в чем-то ты прав. Наконец-то ты начал чувствовать вкус жизни, Мегуми-чан? Вот уж воистину, попробуй отобрать у человека что-то, как он тут же ринется забрать это себе обратно.
Смех мальчишки ударяется о покрывшиеся паром от горячего источника каменистые стены, чтобы утихнуть так же быстро и резко, как начался. И скучная серьезность вновь возвращается к нему банальным вопросом:
- Почему я стал проклятьем, ха? - и вновь фыркаешь, взгляд отведя вперед. Всего уже и не припомнишь - или не хочешь припоминать. Никому из людей не хочется припоминать первоисточник резких изменения в жизни - это всегда что-то мерзкое и склизкое. Что-то, не важно, к хорошим последствиям это привело или к плохим, но это всегда не самое приятное воспоминание. И конечно же, стереть его из головы не получится и за тысячу лет жизни. То есть, когда-то тебе показалось, что стереть это получилось. Но нет. Тебе правда лишь показалось.
- Зачем тебе это? Хочешь стать ближе к Королю проклятий? Или понять, ради чего люди становятся демонами? Хочешь не повторить мою судьбу? Или же наоборот, хочешь стать таким же? - не только ведь мальчишке вопросами тебя засыпать. Можно сделать это то же самое. На самом деле, ответы на них тебе известны. Но известны ли они самому Фушигуро Мегуми? Едва ли он осознает свой интерес. И последующие слова это только подтверждают.
- Предлагаешь мне скопытиться тут со скуки? - недовольно морщишься, нахмурившись. - Так ты хочешь умереть или нет? Определись, мальчишка. Я, конечно, могу и подождать, раз тысячу лет прождал, но вот мир вокруг этого делать не будет, - хмыкаешь, пока бой продолжается.
- Задаешь столько вопросов, но ничего не даешь взамен - разве не понял, что сделки с Королем проклятий не так работают? - и скалишься, попав водой аккурат по чужому лицу. Мальчишка не отставал. Сказать, в дурашливом поединке у него было больше преимуществ - возможно, и опыта в оном было больше, а потому по лицу тебе прилетает таким же ответом, плеском воды.
Фыркаешь, отряхнувшись.
- И что мне будет взамен истории о моем прошлом? - поймав пацана за подбородок, вдавливаешь его спиной в камень, нависая сверху. Усмешка скользит по губам, кривая, скапливается в уголке, застывая непробиваемой маской - такой, к которой привыкли все книги по истории шаманов, иллюстрации тебя в которых оставляли желать лучшего.
А после пальцем скользишь по чужой губе - почти как тогда, когда вырывался на час из тела Итадори Юджи, чтобы было хоть чем себя развлечь. Тогда, полгода назад? Сколько времени прошло - сложно припомнить поминутно, когда жизнь переваливает за тысячу, да еще и в разных человеческих и не очень ипостасях. Меж губ палец проникает, касается зубов, а после языка. Влажно и горячо. Горячее воды в источнике. Не горячее твоего пламени. Впрочем...
И всё с такой же застывшей усмешкой, губ чужих касаешься своими, чуть дольше, чем в прошлый раз, но не так долго, как хотелось бы на самом деле.
- Не хочу торчать в этом доме, пока ты не скопытишься, - хмыкаешь, бровь выгибая. - Хочешь что-то от меня - придется отдать что-то своё. Знаешь, изоляция от мира никому на пользу еще не работала, - и подбородок отпускаешь, отстраняясь от мальчишки.
- Только никаких больше контрактов, иначе они начнут противоречить друг другу, - щуришься, вновь откидываясь на спину, и руки под затылок укладывая.
Что значит - быть человеком? Хотеть поесть, потрахаться, да веку дожить - когда-то именно так и считали. Да и сейчас едва ли человеческие нравы дошли до чего-то более высокого. Конечно, шаманы всегда отличались своими великими мечтами и прочей чушью. Ты тоже таким был, еще в те далекие времена, когда вместо катаны с ножичком бегал, чтоб девчушку защитить от мелких проклятий. Думал о великом, о том, как можешь всё изменить.
Может, хотя бы спустя тысячу лет получится?