[icon]https://i.imgur.com/fbGLrYm.jpg[/icon]
Слышать его - это больше, чем облегчение. Какая-то невозможная форма покоя просачивается под кожу, даже если Феликс просто молчит в трубку - его тишина осязаема для нее. Ластится, плотное туманное нечто, оборачивает, как гусеницу в кокон, чтобы защитить, сберечь и напитать, чтобы позже выпустить в мир нечто более совершенное. Нечто большее, чем раздробленную в костях и стесанную по кроям марионетку. С его стороны так воздействовать на нее абсолютное преступление, надругательство над духом и плотью.
Расстроится ли он тем, что она не будет достаточно компетентна для должности статуэтки на каминной полке, или тем, что разучится улыбаться? [что спасать ей в первую очередь, чтобы Лондонская, влажная, серая тишина продолжала приходить к ней хотя бы через ночной разговор].
Хлоя телефон прижимает к уху плотнее, вдыхает медленно, словно и правда чувствует запах сырого камня, остывающего кофе и терпкого одеколона, гоняется за эфемерным, но ощущением. Будучи грозной Королевой пчел Парижа - для него Хло всего лишь Принцесса, та же маленькая, но очень сварливая девчонка в лакированных ярко-желтых МериДжейн с украденной из шкатулки матери диадемой на голове. ["ваше высочество" снисходительно говорит Жан-Жан - Феликс гаденько улыбается]
"Принцесса" разрывает Буржуа на части. На агрессивное "я выросла, черт возьми" и тихое, но довольное "хорошо быть ею для него". Он убережет в своей памяти лучшую и достойнейшую, ту, над которой не висит груз ответственностей и ожиданий весом в неумолимые десятки тонн.
Нестрашно уничтожать себя, зная, что кто-то хранит её маленькую и хрупкую. Но, как и с любой медалью в две стороны, быть его Принцессой означает быть той, о ком он справляется, но кому не звонит, когда горе выедает новые дыры внутри него самого. [два принципиальных носителя решета вместо грудной клетки. Нелепые дураки]
— Я репетировала. - Скоро полночь, зал молчит, сцена холодна и в воздухе витает пыль. Хлоя растягивается на половицах, тянет усталый позвоночник. Буржуа не тешит себя иллюзиями, Феликс наверняка звонит ей не из-под мягонького одеяла. Окопался в окнах браузера и папках с бумагами? Хло улыбается тонко, мышцы скулят, требуют милости, которой не получат.
Поллен заснула в капюшоне ее толстовки еще час назад, желто-черный пушистый комочек тонет в лимонного цвета ткани. Хоть у кого-то из них есть режим.
— Надеюсь в записи не видно, как этот идиот чуть не уронил меня. Дважды. - Да, она жалуется, совсем немного. Чужая некомпетентность - её специализация.
Хлоя рассказывает полушепотом о том, что ее партнер поменялся почти перед самой премьерой, ворчит, что станцеваться за регламентированные часы невозможно, и рассуждает о том, каким идиотом надо быть, чтобы сломать лодыжку в парке аттракционов.
Хлоя молчит, что Феликс единственный, кто вообще вспомнил, что у нее была премьера.
— Веселье простолюдинов - зло. - Буржуа напевает в трубку, голова пустеет. Это даже забавно, как будто кончился завод. — Критики никогда не довольны, но отзывы приемлемы.
Какое ужасное слово "приемлемы", будто твоего труда всегда недостаточно, ты застрял между "нормально" и "превосходно", никогда не достойный последнего. "Приемлемо" глупое слово, но "превосходно" опаснее.
Похвала тебя сглазит, комплименты повиснут на плечах гирями, после сладости расшаркиваний и избытка цветов девочки на пуантах начинают думать, что лишний круассан не повредит и если остановится на одной репетиции, то все обойдется. Ты же превосходна.
Они же потом и сыплются с этих помостов, ломают ножки-спичечки, трескаются улыбками на камеру. Какая нелепость, превосходность - это лишь миг.
— Я... - Почти техническая заминка. В ней так мало поводов для улыбок, так много нежелания рисовать карикатуру на саму себя по утрам, что в инстаграме почти только одна лишь еда, которую она не ест. — Лучше всех.
Совсем дурак, спрашивать такое? Она же не просит рассказать с кем он смотрел ее выступление [хло знает лучше, чем предполагать что это был Адриан или тётя Амели], или почему не позвонил, когда умерла Лиззи. Или что ей делать с их помолвочным подарком, что так и лежит в ее шкафу. Хлоя не спрашивает, даже если ее горечь, зависть, обида и любопытство просачиваются сквозь междугороднюю линию и бьются Феликсу в висок пылью недосказанности.
— Как Эдрикинс? Слышала он улетел в Лондон. Одри тоже собиралась туда. Твои больше_не_пухлые щечки уже настрадались от пьяного внимания моей маменьки? - Кончики пальцев касаются дерева пола, шершавая текстура заземляет ее, укореняет в ... чем-то.
Отредактировано Chloe Bourgeois (Вт, 7 Июн 2022 08:49:04)